Поймай меня, если сможешь - Страница 8

Так что всего за ночь я возмужал на десять лет. Люди всегда изумлялись, особенно женщины, узнав, что я еще подросток. И я решил, что раз выгляжу старше, то и должен быть старше. В школе я преуспевал в графических искусствах и проделал весьма пристойную работу по изменению года рождения в своих водительских правах с 1948 на 1938-й. А затем отправился попытать судьбу на рынке труда как двадцатишестилетний недоучка с доказательством своего возраста в бумажнике.

И узнал, что тарифная шкала для мужчины без аттестата о среднем образовании не заставила бы творцов закона «О минимальной заработной плате» краснеть. Никто не подвергал сомнению мой новый возраст, но лучшее предложение, какое я получил, составляло 2 доллара 75 центов в час в качестве помощника водителя грузовика. Некоторые потенциальные работодатели напрямик заявляли мне, что зарплату работника определяет вовсе не возраст, а образование. Чем выше его образование, тем выше его зарплата. Я горестно заключил, что недоучка – все равно, что трехногий волк на воле. Может, он и выживет, но ему придется довольствоваться малым. Тогда до меня еще не дошло, что дипломы, как и даты рождения, подделываются очень легко.

Выжить на 110 долларов в неделю я мог бы, но жить на эти деньги – нет. Я был слишком уж без ума от дам, а любой ипподромный игрок может вам поведать, что самый верный способ разориться – это ставить на резвых кобылок. Все девушки, с которыми я крутил романы, были резвыми кобылками и влетали мне в копеечку.

...

Раз люди настолько глупы, что обналичивают чеки, не удостоверившись в их подлинности, то они заслуживают, чтобы их надули.

Когда мои развлекательные фонды исчерпались, я начал выписывать чеки со своего 200-долларового счета.

Мне не хотелось затрагивать этот резерв, и я старался быть экономным. Я обналичивал чеки только долларов на десять, от силы на двадцать, и поначалу совершал свои чековые транзакции только в отделениях банка «Чейз Манхэттен». Потом я узнал, что магазины, отели, супермаркеты и прочие деловые предприятия тоже обналичивают персональные чеки, если сумма не слишком велика и предъявлены нужные документы. Я узнал, что мои подчищенные водительские права считают вполне надлежащим удостоверением личности, и начал сбрасывать в самых удобных отелях и универсальных магазинах чеки долларов на двадцать – двадцать пять, когда нуждался в наличности. Никто не задавал мне никаких вопросов. Никто не справлялся в банке, действителен ли чек. Я просто предъявлял вместе с чеком свои подправленные права, и эти права мне возвращали вместе с наличными.

Это было легко. Чересчур легко. Через считаные дни я понял, что превысил остаток на счете и выписываемые мной чеки недействительны. Однако продолжал обналичивать чеки, когда мне требовались деньги в дополнение к жалованью или для финансирования гурманской трапезы с какой-нибудь красивой цыпочкой. А поскольку мое жалованье было настолько жалким, что нуждалось в субсидиях регулярно, и поскольку в Нью-Йорке было больше красивых цыпочек, чем на птицеферме, скоро я уже выписывал по два-три липовых чека за день.

...

Тогда до меня еще не дошло, что дипломы, как и даты рождения, подделываются очень легко.

Я даже нашел для себя оправдание своих неблаговидных действий. Папа уж позаботится о недействительных чеках, твердил я себе. Или утихомиривал угрызения совести бальзамом всех мошенников: раз люди настолько глупы, что обналичивают чеки, не удостоверившись в их подлинности, то они заслуживают, чтобы их надули.

Попутно я утешал себя тем фактом, что я несовершеннолетний. Даже если меня поймают, вряд ли подвергнут какому-нибудь строгому наказанию, учитывая мягкость нью-йоркской ювенальной юстиции и снисходительность городских судей по делам несовершеннолетних. А поскольку это первая судимость, меня, скорее всего, сдадут с рук на руки родителям, даже не потребовав возмещения.

Подкрепив свою совесть столь неопределенными смягчающими обстоятельствами, я бросил работу и зажил на доходы со своих липовых чеков. Я не подсчитывал, сколько всучил фальшивок, но мой уровень жизни существенно повысился. Как и уровень моих любовных притязаний.

Впрочем, спустя два месяца штамповки ничего не стоящих чеков я столкнулся с весьма нелицеприятной истиной. Я жулик. Не более, не менее. Говоря уличным арго, я стал профессиональным кидалой. Это меня как-то не очень озаботило, потому что я был успешным кидалой, а в тот момент добиться успеха хоть в чем-нибудь было для меня важнее всего на свете.

А вот что меня заботило, так это профессиональные риски, связанные с ремеслом чекового мошенника. Я понимал, что отец сообщил о моей пропаже в полицию. Как правило, копы не особо утруждаются розысками пропавших шестнадцатилеток, если только не подозревают, что дело нечисто. Однако мой случай являл несомненное исключение, потому что я натворил уйму нечистых дел десятками своих липовых чеков. Я понимал, что полиция ищет меня как вора, а не как беглеца. Каждый торговец и бизнесмен, которого я кинул, тоже наверняка меня высматривает, догадывался я.

Короче говоря, я запалился. Я понимал, что еще какое-то время смогу избегать копов, но при этом осознавал и то, что рано или поздно меня изловят, если я останусь в Нью-Йорке и продолжу заполнять кассовые ящики бесполезной макулатурой.

Альтернативой был отъезд из Нью-Йорка, и эта перспектива меня пугала. Тот по-прежнему отдаленный уголок мира внезапно показался мне холодным и недружелюбным. На Манхэттене, несмотря на нахальную демонстрацию независимости, я всегда, фигурально выражаясь, прятался под одеялом, как ребенок от ночных страхов. Мама и папа были всего лишь на расстоянии телефонного звонка и недолгой поездки на поезде. Я знал, что они откроют мне объятья, несмотря на мои прегрешения. Если же я сбегу в Чикаго, Майами, Вашингтон или какой-нибудь другой отдаленный метрополис, виды на будущее представлялись определенно сумрачными.