Поймай меня, если сможешь - Страница 7

Папа лишь криво усмехнулся:

– Ты еще узнаешь, Фрэнк, что, когда ты на коне, найдутся сотни человек, претендующих на роль твоих друзей. Но стоит тебе упасть, считай себя везунчиком, если хоть один из них купит тебе чашку кофе. Если бы пришлось начать сызнова, я выбирал бы друзей куда осмотрительнее. У меня есть пара хороших друзей. Они не богаты, но один из них устроил меня работать на почту.

Он отказывался зацикливаться на своих злоключениях и подолгу говорить о них, но меня они тяготили, особенно когда я сидел с ним в его машине. Она была не так хороша, как мой «Форд», который он продал, положив деньги на мое имя. Сам же ездил на потрепанном старом «Шеви».

– Неужели тебя совершенно не волнует, что ты сидишь за рулем этого старого автомобиля, папа? – спросил я его как-то раз. – В смысле, это же просто драндулет после «Кадиллака». Правда?

– Ты смотришь на это не с той стороны, Фрэнк, – рассмеялся папа. – Важно не то, что у тебя есть, а что ты за человек. Меня эта машина вполне устраивает. Она доставляет меня куда надо. Я знаю, кто я такой и что собой представляю, и это главное, а вовсе не то, что могут подумать обо мне другие. Я честный человек, я это чувствую, и это для меня куда важнее, чем иметь большой автомобиль… Пока человек знает, кто он, он не пропадет.

Беда в том, что в то время я не знал, ни кто я, ни какой я.

Ответ я нашел за три коротеньких года.

– Кто ты? – поинтересовалась шикарная брюнетка, когда я плюхнулся на пляже Майами-Бич рядом с ней.

– Кто угодно, кем только пожелаю быть, – ответил я.

Именно так оно и было.

II. Пилот

Я покинул дом в шестнадцать лет, отправившись искать самого себя.

Из дому меня никто не выживал, однако я был несчастен. Ситуация на фронтах моего расколотого дома ничуть не переменилась. Папа по-прежнему хотел завоевать маму по второму разу, а мама не желала быть завоеванной. Папа по-прежнему использовал меня в качестве парламентера в своем втором ухаживании за мамой, а она по-прежнему не одобряла моего бенефиса в роли Купидона. Мне и самому эта роль была не по душе. Мама окончила школу зубных техников, работала в Ларчмонте у стоматолога и была вроде бы вполне довольна своей новой независимой жизнью.

Никаких планов побега я не вынашивал. Но всякий раз, когда папа надевал на себя мундир почтового служащего и уезжал на работу в своей старенькой машине, меня охватывала тоска. Я не мог забыть, как он ходил в костюмах от Луиса Рота и ездил на дорогих автомобилях.

...

Я покинул дом в шестнадцать лет, отправившись искать самого себя.

Однажды июньским утром 1964 года я проснулся с мыслью, что пора уходить. «Иди», – будто нашептывал мне какой-то отдаленный уголок мира. И я пошел.

Я ни с кем не попрощался. Не оставил никакой записки. У меня был чековый счет на 200 долларов в Уэстчестерском отделении банка «Чейз Манхэттен», открытый для меня папой годом ранее, которым я ни разу не пользовался. Выудив свою чековую книжку, я уложил в единственный чемодан свои лучшие вещи и сел на поезд до Нью-Йорка. Отдаленным уголком мира его не назовешь, но я считал, что он может стать прекрасной стартовой площадкой.

Будь я беглецом из какого-нибудь Канзаса или Небраски, Нью-Йорк, со своим бедламом подземки, внушающими благоговение небоскребами, хаотическими потоками шумного уличного движения и нескончаемыми бегущими людей, мог бы заставить меня сломя голову удрать обратно в прерии. Но для меня «Большое Яблоко» было благодатной почвой, во всяком случае, так мне мнилось.

Не прошло и часа после приезда, как я повстречал сверстника и подбил его привести меня к себе домой. Его родителям я сказал, что сам из северной части штата Нью-Йорк, что и мать, и отец мои умерли, и теперь я пытаюсь прожить своим умом, и что мне надо где-нибудь остановиться, пока я не найду работу. Они сказали, что я могу жить у них, сколько пожелаю.

Я вовсе не намеревался злоупотреблять их гостеприимством. Я пылал желанием сделать свою ставку и покинуть Нью-Йорк, хотя в тот момент даже смутно не представлял, куда хочу отправиться или чем заняться.

У меня имелась вполне четкая цель. Я собирался добиться успеха в какой-нибудь сфере. Я собирался взойти на пик какой-нибудь горы. А уж стоит мне там оказаться, как никто и ничто не сможет свергнуть меня с вершины. Я не буду совершать ошибок, сделанных папой. В этом я был убежден абсолютно нерушимо.

«Большое Яблоко» очень скоро оказалось не таким уж и смачным даже для своего родного сына. Найти работу оказалось нетрудно. Я работал у отца на складе товароведом и рассыльным, так что эта сфера деятельности была мне знакома. Начал я с визитов в крупные канцелярские фирмы, представляя себя в истинном свете. Мне всего шестнадцать, говорил я, я не окончил среднюю школу, но хорошо разбираюсь в канцелярском бизнесе. Менеджер третьей фирмы из посещенных мной нанял меня с окладом полтора доллара в час. А я был настолько наивен, что счел эту зарплату вполне адекватной.

Но не прошло и недели, как иллюзии мои развеялись. Я сообразил, что мне попросту не прожить в Нью-Йорке на 60 долларов в неделю, даже если я остановлюсь в самом затрапезном отеле и буду питаться только в закусочных-автоматах. Но куда более обескураживало то, что в любовных играх моя роль низвелась до зрителя. В глазах девушек, встречавшихся мне до той поры, прогулка по Центральному парку и хот-дог с тележки уличного торговца на очаровательный вечер не тянули. Я и сам подобным флиртом был как-то не очень очарован. От хот-догов у меня была отрыжка.

Проанализировав ситуацию, я пришел к такому выводу: ничтожное жалованье мне платят не потому, что я не окончил школу, а потому, что мне всего шестнадцать. Мальчик просто не заслуживает зарплаты мужа.