Поймай меня, если сможешь - Страница 67

В Монпелье я выдал себя за Роберта Монджо – успешного писателя и сценариста из Лос-Анджелеса. «Успешного» – чтобы объяснить солидный счет, открытый в одном из местных банков. А ведь я положил даже не все деньги, захваченные с собой в Монпелье. Сделай я это, не обошлось бы без вопросов об истинном происхождении моих средств к существованию. Втрое больше наличных я припрятал в багаже. На самом же деле люди в Монпелье любопытством не отличались. Пока я проходил процедуру превращения в гражданина городка – экспатрианта, мне задавали лишь самые нужные и поверхностные вопросы.

...

Я взошел на пик криминальной вершины, и вид оттуда открылся не ахти какой.

Я купил небольшой коттедж – очаровательный изящный домик с крохотным задним двориком, обнесенным высоким дощатым забором, где предыдущий владелец взрастил миниатюрный садик. Владелец магазина, где я покупал обстановку для дома, предоставил мне услуги своей жены – опытного интерьерного декоратора – по выбору подходящей мебели и декора. Из одной комнаты я устроил кабинет и библиотеку, подкрепив свой имидж писателя, занятого изысканиями и литературным творчеством.

Купил «Рено» – одну из самых удобных моделей, но не настолько роскошную, чтобы привлекать внимание. Не прошло и двух недель, как я уже почувствовал себя в новом окружении как дома – безопасно и уютно.

Но, обделив средиземноморский Лангедок хорошей лозой, Господь с лихвой искупил это его обитателями. В основном это крепкие, дружелюбные, вежливые и общительные люди, скорые на улыбку и всегда готовые прийти на помощь. Домохозяйки, живущие по соседству, то и дело стучались в мою дверь, преподнося мне в дар выпечку, домашний хлеб и блюда с собственного стола. Больше всех мне был по душе ближайший сосед Арман Перигё – крупный, угловатый мужчина семидесяти пяти лет от роду, в ту пору трудившийся смотрителем виноградника и добиравшийся на работу на велосипеде.

В первый раз он наведался ко мне в гости с двумя бутылками вина – по одной красного и белого.

– Большинство наших вин не отвечают американским вкусам, – пророкотал он своим гулким, но мягким голосом. – Но толика хороших вин в Лангедоке есть, и эти два из их числа.

Я не дегустатор, но, отведав хороших вин, решил других никогда не пробовать. Однако жители Монпелье пьют больше вина, чем каких-либо других напитков. Ни обед, ни ужин без вина не подают. Я видел даже, как вино употребляют за завтраком.

От Армана я узнал, что на самом деле к скверной репутации Лангедока как производителя качественных вин Господь отнюдь не причастен. Почти сто лет назад, сказал он, насекомое филлоксера сгубило все виноградники Франции, нанеся виноделию почти смертоносный удар.

– Слыхал я, что эта напасть попала во Францию, прицепившись к корням лоз, импортированных из Америки, – сообщил Арман. – Но не ведаю, правда ли это.

Однако, рассказал мне Арман, ему достоверно известно, что изрядная часть виноградных лоз Франции пошла от американских корней, невосприимчивых к этой виноградной козявке, к которым привили французские лозы. И, втихомолку поделился он со мной, когда я завоевал его доверие, американцы и прочие нации потребляют, пожалуй, куда больше лангедокских вин, чем думают.

Почти ежедневно, проинформировал он меня, автоцистерны, наполненные дешевыми винами Лангедока, катят на север, в великие винные провинции, где их груз смешивают с изысканными винами Бургундии и Бордо.

– Называют это купажом, вроде как воду подливают в виски, – заметил Арман. – По-моему, это нечестно.

«Монпелье – самое подходящее место, чтобы учиться виноделию», – сказал он.

– У нас есть Университет виноделия Франции, прямо туточки, в нашем городе, – горделиво доложил он. – Вы можете пойти туда учиться.

Университет я так и не посетил. Не питая вкуса к вину, хоть и пью по социальным поводам, я не чувствовал тяги приобретать о нем познания. Меня вполне удовлетворили крохи и обрывки сведений, почерпнутых у Армана. Он был хорошим преподавателем – никогда не устраивал экзаменов и не выставлял отметок.

Найти себе занятие мне было трудновато. Тунеядство – тяжкий труд. Я много времени проводил за рулем, разъезжая по окрестностям. Ездил на побережье и проводил пару дней, исследуя песчаные дюны. Или доезжал до испанской границы и часами совершал пешие походы по подножью Пиренеев. Время от времени навещал виноградник Армана или какого-нибудь другого виноградаря. В конце первого месяца съездил в деревушку, где жила моя родня, и три дня провел у дедушки с бабушкой. Бабушка регулярно переписывалась с моей матерью и знала обо всем, что творится дома. Новости мне пришлось выуживать у нее очень деликатно, потому что я не хотел, чтобы она знала, что я стал изгоем. Мать была в полном здравии, как и мои сестры и братья. Отец по-прежнему ухаживал за матерью, что бабушка находила забавным. Очевидно, мать сказала бабушке, что я путешествую по миру «автостопом», отыскивая свой путь и пытаясь определиться с будущим, и во время побывки я это впечатление всячески подкреплял.

Я не сказал дедушке и бабушке, что живу в Монпелье, вместо того поведав, что держу путь в Испанию с мыслью поступить в один из испанских университетов. За время пребывания в Монпелье я посетил их и во второй раз, заявив, что не нашел испанского колледжа, отвечающего моим запросам, и теперь возвращаюсь в Италию, чтобы ознакомиться с тамошними университетами.

Освоившись в Монпелье, я и в самом деле начал подумывать о возвращении к учебе. Монпелье – центр одного из двух десятков учебных округов Франции, обладающий маленьким, но достойным государственным университетом, расположенным в городе. Посетив его кампус, я узнал, что для иностранцев доступно несколько курсов, хотя и ни один из них не преподают на английском. Впрочем, для меня это не было преградой, потому что французский, перенятый у матери, был моим вторым языком.